- А-а-а! – Орала Лиза что есть мочи. – Я не надену это платье. Оно уродское!
Слезы размером с горошину катились по её щекам. Детское горе было велико и неподдельно: никто из взрослых в доме не хотел её понимать.
- Да заткнись ты, наконец! - Бабушка отвесила Лизе такую оплеуху, что от неожиданности Лиза икнула и перестала реветь.
Она стояла посреди комнаты босая и растрепанная, в красном платье из панбархата – в том самом, которое было подарено мамой на восьмилетие. Со временем платье стало Лизе коротко, кармашки на нём полиняли и оттопырились, манжеты протерлись и «обмохрились» по краям. Мама решила «реанимировать» платье: подкупив в магазине лоскут ткани, более – менее подходящей по цвету и фактуре, пришила к подолу широкую оборку, заменила старые, обтрепанные манжеты на новые, и отпорола карманы. Платье тщательно отпарили с изнанки утюгом, и надели на Лизу. Но девочка всё равно не радовалась: она долго отказывалась надевать платье, а теперь стояла в нём с угрюмым видом.
- Не кобенься, - отчитала её бабушка, - мать всё воскресенье торчала за машинкой, украшала платье, а ты даже не хочешь на него взглянуть.
Лиза с отвращением глянула в зеркало серванта: увидела в нём только половину себя, но и этого было достаточно.
- Всё - равно оно уродское! – Заключила она с обидой, - и оно старое.
Лиза росла плохо, и за два с лишним года почти не прибавила в весе. Она не вырастала из своих вещей, и это огорчало мать, но очень радовало бабушку: можно было сэкономить в семейном бюджете лишнюю копеечку.
-Лиза, ну что ты так убиваешься, - мать, сидевшая за старой швейной машинкой среди разбросанных на столе и полу обрезков ткани, вяло попыталась успокоить дочку, - оно совсем неплохо на тебе смотрится. Перестань капризничать.
- Я не буду его надевать! – с вызовом в голосе сказала девочка, - я на все праздники хожу в одном и том же платье. На до мной в классе будут смеяться!
Мать тяжело вздохнула:
- Ты должна понять, дорогая, что сейчас мы не можем себе позволить купить тебе новый наряд. У нас временные трудности с деньгами.
- Ага, - с обидой возразила Лиза, - но себе – то вы покупаете! Ты себе сумку новую купила, и сапоги, и перчатки! И бабушке купили новый халат! И в кухню – новый холодильник!
- Но холодильник – важная вещь, ты же знаешь, что старый совсем вышел из строя, - развела руками мать. – Просто пришло время заменить его на новый.
- А я тоже хочу быть важной! – Снова зарыдала Лиза, размазывая слезы по щекам, - и моё платье тоже пора заменить на новое!
- Вот паршивка, - бабушка с возмущением топнула ногой, - глянь-ка, Татьяна, эта пигалица нам ещё указывать будет, куда деньги девать. Вот пусть идёт сама зарабатывает себе на наряды, раз такая умная!
Лиза с мольбой в глазах посмотрела на мать: как же она не могла понять таких очевидных вещей? Ведь Лизе было просто стыдно идти в этой тряпице в школу!
- Я не могу пойти в этом платье, - захныкала она, - все будут красивые, а я – как всегда…
- И ты будешь красивая, - возразила мать, но её слова прозвучали неубедительно, - смотри, как платьице заиграло: стоило только оборочку пришить – и совсем по-другому смотрится.
Лиза скосила глаза вниз, внимательно присмотрелась к оборке:
- Да она даже по цвету различается! – Ужаснулась девочка, - как же я в нём пойду? Я буду выглядеть как чучело! Лучше умереть, чем так опозориться.
- А никто и не заметит, - мать деланно засмеялась, - может, так оно и надо.
Лиза шмыгнула носом, сердито уставилась на мать:
- А можно мне тогда волосы распустить и завить концы?
- Ты ещё туфли на кулбуках надень, - встряла бабушка, - ишь, модница.
- Не кулбуки, а каблуки, - тихо поправила её Лиза и получила очередной подзатыльник.
- Мала ещё, чтобы старших учить. – Любовь Георгиевна поморщилась, словно ей в рот положили кислый лимон, - и откуда в тебе такая прыть: то наряды ей подавай, то волосья на бигудя накрути…
«Не бигудя, а бигуди» - хотела возразить Лиза, но вовремя осеклась: бабушка была щедра на оплеухи.
- А между прочим Ане Кавериной родители разрешают волосы завивать, - сказала Лиза с вызовом в голосе, - и волосы ей по-модному подстригли: стрижка «каре» называется. У неё нет косичек и бантов. Аня говорит, что косички носили в прошлом веке, а в России прошла перестройка! Вся страна начала жить по-новому, потому что рухнули вредные социалистические устои! Телевизор надо смотреть!
Мать и бабушка переглянулись. Любовь Георгиевна помрачнела:
- Всё ясно, откуда ветер дует. Одна, прости меня господи, вертихвостка, другой голову вскружила.
- Она не вертихвостка, - Лиза с горячностью кинулась защищать подругу, - она – будущая знаменитая танцовщица! А для танцовщиц внешность имеет большое значение!
Мать покачала головой:
- Ну а тебе – то это зачем? Ты же не собираешься стать танцовщицей?
- Я и пианисткой не собираюсь стать! У меня к музыке нет тяги!
- Зато, как я посмотрю, у тебя есть тяга к разным глупостям! – Встряла в разговор Любовь Георгиевна.
- Никакие это не глупости! Вы унижаете мое человеческое достоинство! – Набравшись мужества, произнесла Лиза и тут же вжала голову в плечи, ожидая новой затрещины.
Но бабушка не ударила её, она с невыразимым сарказмом заявила:
- Ну, вот что, хватит. Я не намерена здесь всё это выслушивать. Эта твоя Аня Каверина, из-за которой ты свою башку потеряла, может делать всё, что ей заблагорассудится: хоть наголо подстричься согласно новым устоям. Но вот ты, моя дорогая, будешь ходить в школу, как положено девочкам в одиннадцать лет!
- Мне ещё пока десять, - понуро опустив голову, пробубнила Лиза. В ней пропало бунтарство: спорить с «домашними» было бесполезно.
- Неважно, - махнула бабушка рукой.
Лиза обреченно вздохнула:
- Видать мне всю жизнь ходить в этом платье, до глубокой старости.
Не смотря на всю трагичность положения, мать вдруг фыркнула от смеха.
Приближался Новый Год, и вся школа готовилась к новогоднему балу. Для старшеклассников бал был назначен на двадцать девятое января, а для средних классов – на двадцать шестое. Перед балом планировался праздничный концерт, и по такому случаю учителя объявили конкурс среди пятых, шестых и седьмых классов на лучший концертный номер. Школьники возбужденно галдели на переменах: каждому классу хотелось выступить как-то необыкновенно и по – особенному.
В пятом «В» по этому поводу третий день стоял дикий спор. Почти каждый хотел выступить на концерте, но желающих в классе было почти тридцать человек, а номеров должно было быть всего два.
На «классном часе», который Алла Сергеевна решила провести за две недели до праздника, главной обсуждаемой темой была одна: кто, всё - таки, будет защищать честь класса в новогодний вечер?
Когда тема была озвучена, началось его бурное обсуждение. Ребята громко высказывали свои мнения: каждый видел себя на сцене и представлял номер в своем амплуа. И только две девочки в классе сидели в стороне и болтали на отвлеченные темы – Аня Каверина и Лиза Ветрова. На то были свои причины: Аня не сомневалась в том, что учительница будет настойчиво предлагать её кандидатуру, и остальным в классе придется смириться с выбором. Лиза была уверена, что её жалкое имя точно не попадёт в список кандидатов на выступление.
- И чего они так орут, - Аня картинно закатила глаза, - неужели им так хочется славы?
Лиза пожала плечами:
- А тебе её разве не хочется?
- Вот ещё, - фыркнула Аня, - у меня далеко идущие планы. Мне не интересно выступать на каком-то дурацком школьном концерте. Я мечтаю о большой сцене.
- Понятно, - вздохнула Лиза. Её мечты были куда прозаичнее: она мечтала о новом платье, и ещё о том, чтобы, когда – нибудь, в ближайшее будущее вместо музыкальной школы она начала ходить в изостудию.
- Между прочим, меня похвалил наш учитель танцев Леонид Матвеич. Он сказал, что я пластичная. Я буду солировать в нашем номере, который мы готовим к весне; и наша труппа будет с этим номером ездить по городам России.
- Здорово, - прошептала Лиза. – А у меня с музыкалкой всё плохо. Я уже целых два месяца не могу выучить «Лунную сонату». Самуил Яковлевич сказал, что мои пальцы «не музыкальны».
- Да брось ты эту музыкалку, - громким шепотом сказала Аня, - зачем она тебе?
- Она не мне. Она – моей бабушке.
- Ясно. – Покачала головой Аня. – Твоя бабуля, конечно, зверь. С такой не поспоришь.
Девочки на секунду замолчали и вдруг услышали конец фразы, произнесенной Аллой Сергеевной:
- …И Лиза Ветрова.
Класс недовольно загудел, а Аня ткнула подругу и шепнула:
- Слышь, старушка про тебя что-то сказала…
Лиза вытаращила глаза от удивления.
Алла Сергеевна постучала указкой по столу, требуя тишины, и когда шум поутих, произнесла:
- Дорогие мои дети! Послушайте меня ещё раз. Я, конечно, не сомневаюсь, что каждый из вас что-то может. Я знаю, что Дима Петрушкин хорошо поёт, а Ира Тихонова занимается акробатикой, но у меня к вам неожиданное предложение. Надеюсь, вы меня поймёте и одобрите мой выбор. Я настаиваю, чтобы на концерте выступила Лиза Ветрова. Лиза – девочка ответственная, она учится играть на фортепьяно. Лизина бабушка недавно выступила на родительском собрании и сказала о том, что её внучка серьезно занимается музыкой. Для меня это, честно говоря, стало новостью: сама Лиза никогда мне об этом не говорила. Я думаю, нам всем будет интересно послушать, как она играет.
На лицах некоторых одноклассников появились недовольные гримасы, девочки зашептались, а один из мальчиков с усмешкой выпалил:
- С таким лицом ей только «похоронный марш» играть!
«Удачная» шутка утонула в детском хохоте. Алла Сергеевна строго посмотрела на класс, и они стихли.
- И, всё - таки, я настаиваю. – Твёрдо сказала она.
Лиза и без того бледная, побледнела ещё больше. Перспектива стать всеобщим посмешищем её не устраивала. Кроме того, Алла Сергеевна и не подозревала, как Лизе не по душе эти «серьезные занятия музыкой». Лиза вспомнила, как каждый вечер она с ненавистью долбит по клавишам, и с ужасом представила, что ей придётся вот точно так же сидеть на всеобщем обозрении в новогодний праздник и отстаивать честь класса, играя на стареньком расстроенном школьном пианино.
Одноклассник был прав: она и вправду сидела за пианино с траурным лицом. Лиза впала в состояние, близкое к панике.
- Алла Сергеевна, - она робко встала из-за парты, - я не могу. Можно я лучше нарисую новогоднюю стенгазету?
Девочка опустила голову, чувствуя на себе насмешливые взгляды одноклассников.
- Лиза, - мягко произнесла учительница, - нельзя всю жизнь «просидеть в раковине». Если ты что-то умеешь делать, то этого не нужно стесняться. Я уверена в тебе, потому что ты – серьезная и ответственная девочка. И потом, когда-то надо начинать. Так что ты, милая, лучше соберись и подумай, какую мелодию ты сыграешь нам на празднике, ладно? А теперь сядь на место и успокойся.
У Лизы заложило уши от страха: она больше не слышала ни голоса Аллы Петровны, ни детских выкриков. Девочка плюхнулась за парту и обхватила голову руками.
К «жизни» её вернула Аня, похлопав подругу по плечу:
- Поздравляю, Паганини ты наш!
- Паганини играл на скрипке, - упавшим голосом произнесла Лиза.
- А ты знаешь, кого ещё выбрали, пока мы с тобой чирикали?
Лиза оторвала руки от головы, тяжело вздохнула.
- Тебя? – Догадалась она.
Аня с достоинством кивнула.
- Так что «мы с тобой одной крови – ты и я». Будем побеждать.
Лиза не ответила подруге - только горестно вздохнула.
До праздника оставалось несколько дней. Лиза выбрала небольшой этюд Чайковского, и каждый вечер репетировала его дома. Бабушка всё время торчала возле пианино, видимо ей казалось, что от её присутствия Лиза начнёт играть лучше. Лиза волновалась, путала ноты, ударяла не по тем клавишам. От напряжения пальцы её становились влажными и непослушными. Этюд Чайковского давался нелегко.
Любовь Георгиевна не могла допустить, чтобы её внучка плохо сыграла на школьном празднике, ведь в зале будут присутствовать директор школы, завучи, учителя и родители. А она, бабушка, должна сидеть в первых рядах, гордиться Лизиным выступлением, и с тихим достоинством говорить сидящим рядом людям: «Между прочим, это моя внучка, и именно я в семье настояла на том, чтобы девочка серьезно занялась музыкой».
- Не подведи нашу семью. – Долдонила бабушка Лизе, как только та садилась за пианино, - ты должна быть лучшей.
Лиза чувствовала, как её охватывает легкая паника, слишком много задач выпало на её долю: защищать честь семьи и честь класса, быть на высоте, быть первой.
Накануне вечером Лиза разволновалась не на шутку. Она даже не смогла в последний раз отрепетировать этот злополучный этюд, так как пальцы отказывались её слушаться. Лиза сослалась на головную боль, и мать, сжалившись, отправила её в постель. Ложась спать, Лиза думала только об одном: «скорей бы всё кончилось».
Утром она особенно долго не могла раскачаться. Лизу подташнивало, она чувствовала сильную слабость во всём теле, и странный «металлический» привкус во рту. Девочка с тоской и отвращением посмотрела на тщательно выглаженное красное платье, которое висело на вешалке в ожидании своей маленькой хозяйки. Уродливая оборка, наспех пристроченная к подолу, смотрелась нелепо и окончательно портила вид. Лиза вздохнула: другого наряда у неё не было.
Настроение совсем упало. Лиза уныло поплелась в ванную, глянула в зеркало. Из зеркала на неё посмотрело бледное, лохматое существо с ввалившимися глазами. Лиза вспомнила шутку про «похоронный марш», зло ухмыльнулась и с остервенением стала размазывать пасту по зубам.
Завтракала она плохо, яичница не лезла в горло, к тому же этот противный привкус во рту отравлял вкус пищи. Она с трудом втиснула в себя яичный желток, запила его чаем и вылезла из – за стола.
Бабушка сделала Лизе особо торжественную прическу: обе косички ей уложили вокруг головы и закрепили двумя большими красными бантами. Однако ленты плохо держали форму и повисли с двух сторон, как уши спаниеля. Лиза чуть не плакала от обиды: она стояла в уродливом платье с уродливой прической на голове, и хуже этого уже ни чего не могло быть…Хотя могло…Выступление на школьном новогоднем концерте.
…В актовом зале было шумно и душно. Все стулья были заняты, и кое-кто из родителей даже стоял вдоль стен, так как сидячих мест было гораздо меньше, чем желающих посмотреть концерт.
Лиза стояла за кулисами, то есть за старым и пыльным плюшевым занавесом, украшенным самодельными снежинками из фольги. Девочка испуганно смотрела в зал через маленькую щель, образовавшуюся между стеной и занавесом, и пыталась себя успокоить.
Рядом радостно и возбужденно прыгала Аня Каверина. В отличие от Лизы, предстоящее выступление её не пугало, а воодушевляло. На Ане был яркая и цветастая цыганская юбка, вокруг головы был повязан красный платок. Костюм Аня взяла напрокат в танцевальной школе, чтобы быть похожей на настоящую цыганку.
Лиза прилипла к своему наблюдательному пункту и неотрывно следила за зрителями и за теми, кто, раскрасневшись от волнения, развлекал их со сцены.
…Вот пухлый мальчик из пятого «А» в галстуке – бабочке, съехавшей куда-то набок, задорно поёт песню о том, что «вместе весело шагать по просторам, и конечно припевать лучше хором.»…А вот тоненькая, как тростинка, девочка из шестого «В» в блестящем спортивном купальнике, и с такой же блестящей лентой в волосах исполняет акробатический этюд с обручем. Она ловко подкидывает обруч вверх, садится на шпагат и также ловко ловит обруч обратно…Два мальчика из этого же класса в клоунских костюмах жонглируют теннисными мячиками…Вот уже на сцену выбегает Аня Каверина в своей широкой цыганской юбкой и с шалью в руках. Она ловко отстукивает каблучками по деревянному полу, кружится по сцене, и её многослойная юбка красиво взлетает в динамичном танце…Танец закончен, зрители дружно хлопают, и Аня счастливая и румяная, раскланявшись, убегает за занавес…
-Господи, ты всё ещё здесь торчишь? – Вдруг услышала Лиза у себя за спиной, - беги быстрее на сцену, тебя уже объявили!
Лиза обернулась: перед ней стояла запыхавшаяся Аня.
- Анька, я не могу, - промямлила Лиза, и почувствовала, как от страха затряслись её руки и ноги, - я, правда, не могу.
- Перестань, - Аня тряхнула Лизу за плечи, - ты всё можешь.
Лиза молча кивнула и почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось. В зале захлопали, требуя выступление следующего артиста. Лиза отодвинула занавеску и вылезла на сцену оттуда, где стояла – сбоку. Получилось немного странно. На негнущихся ногах девочка дошла до края сцены и отвесила низкий поклон зрителям, отчего вызвала в зале смех. Стараясь больше не смотреть на людей, она проследовала к пианино, села на высокий стул и открыла крышку инструмента. Сделала она это не совсем удачно, так как крышка с грохотом опустилась на место, и в зале снова раздались смешки. Лиза опять открыла крышку и в этот момент почувствовала острый приступ тошноты.
- Чайковский, - севшим от волнения голосом произнесла она, не оборачиваясь в зал, - отрывок из неа…политанского танца из балета «Лебединое озеро».
- Погромче, пожалуйста, - выкрикнул кто-то из зала, - неслышно!
Лиза кашлянула; запинаясь, повторила последние слова:
- Лебе…диное озеро. Отрывок.
Она ударила по клавишам: школьное пианино было расстроено, и звуки получились неслаженные. Лиза заиграла снова: неаполитанский танец из балета «Лебединое озеро» звучал ужасно, и если бы в зале сидел Лизин учитель музыки Самуил Яковлевич Гойхман, то он бы немедленно застрелился, не выдержав такого жуткого звучания инструмента и сбивчивой игры своей ученицы.
Лиза барабанила по клавишам, а тошнота усиливалась. Девочка почувствовала звон в ушах, перед глазами поплыли круги, и ей вдруг стало трудно дышать. Не в силах справиться с острым, нахлынувшим на неё приступом, Лиза резко побледнела, несколько раз громко икнула, и вдруг её вытошнило прямо на школьное пианино и на платье. На секунду ей стало легче, но потом…
- Фу! – Выкрикнул кто-то из зала, - да она сблевала!
«О, ужас! Неужели я это сделала!» - Пронеслось у Лизы в голове. Дрожа от страха, она медленно повернулась к зрителям, но её глаза «выхватили» из зала только одного человека – бабушку. Любовь Георгиевна сидела, не шелохнувшись, ни один мускул не дрогнул на её окаменевшем лице, но Лиза знала лучше всех, что означает и это её «ничего не выражающее» лицо, и эти непроницаемые глаза, и эти плотно сомкнутые губы.
Лиза перевела взгляд на пианино, затем на свое платье, и почувствовала, как сотни любопытных глаз впиваются ей в спину, смакуя её поражение. Она просидела на сцене еще несколько секунд, ошарашенная тем, что её подвел собственный организм, так жестоко среагировавший на волнение. Затем вдруг закрыла лицо руками, вскочила со стула и, спрыгнув со сцены, бросилась бежать вон из зала. Она вылетела на лестничный пролёт и, сотрясаясь от рыданий, помчалась в туалет. «Я хочу умереть! Умереть!» - Исступленно твердила она сама себе, рыдая уже в туалете, сидя на подоконнике.
В концертном зале возбужденно гудел народ: такого конфуза ещё никто не видел. Взрослые обсуждали происшедшее, дети шептались и украдкой показывали пальцем на Лизину бабушку. Кто-то из учителей вызвал уборщицу; та, громыхая железным ведром и шваброй, забралась на сцену, и с недовольным видом принялась убирать за Лизой. Алла Сергеевна Сидорова, классная руководительница пятого «В», тоже вышла на сцену и, пытаясь перекричать двести человек, стала извиняться за «происшедшее недоразумение» и призывать народ к благоразумию. Люди её не слышали: кто-то из них злился за испорченный праздник, кто-то жалел «бедную девочку, которую довели до такого состояния», кто-то смеялся.
Алла Сергеевна стояла посреди сцены, чувствуя себя законченной неудачницей и беспомощно разводя своими добрыми и полными руками. В её жизни всё как-то не складывалось: даже обычный детский праздник был безнадежно испорчен по её вине, ведь именно она, Алла Сергеевна, настояла на том, чтобы на концерте выступила Лиза Ветрова.
Вдруг на сцену выбежала девочка в цыганском наряде. Она решительно направилась к учительнице и, подойдя к ней вплотную, потребовала:
- Алла Сергеевна, дайте, пожалуйста, микрофон.
Лицо у девочки было красное от возбуждения и злости.
-Анечка, ты?- Только и смогла вымолвить учительница, - зачем ты вышла на сцену, деточка?
- Хочу Вам помочь, - убежденно произнесла Аня, глядя учительнице прямо в глаза.
Аня Каверина взяла из рук Аллы Сергеевны микрофон и завизжала в него так громко и пронзительно, что люди в зале мгновенно замолчали и устремили глаза на сцену.
- Пожалуйста, говорите, Алла Сергеевна, - девочка передала микрофон женщине и встала рядом.
- Спасибо, - одними губами шепнула учительница, с благодарностью посмотрев на свою ученицу.
Аня Каверина стояла, гордо подняв голову, в её взгляде читалась неподдельная смелость и решительность.
Алла Сергеевна тихо кашлянула в кулак, и, поднеся микрофон к губам, обратилась в зал:
- Дорогие гости! Я прошу одну минуточку вашего внимания, – её мягкий голос поплыл по залу и растворился в полной тишине, - сегодня в нашей школе праздник. И учителя, и ученики долго и тщательно готовились к нему. Каждый класс подготовил по два номера. Кто-то уже успел выступить на этой сцене, а кто-то ещё нет, и я прошу проявить уважение к тем, кто старался этот вечер сделать для вас незабываемым.
- Мы его никогда не забудем, - выкрикнул кто-то из зала, и люди засмеялись.
- Пожалуйста, без сарказма. Я предлагаю всем забыть эту маленькую неприятность, и продолжить наш праздничный концерт на хорошей, доброй «волне». Я желаю всем вам прекрасного настроения, и не забудьте, что после концерта для учителей состоится праздничное чаепитие, а для учеников – новогодний бал. С Новым Годом вас, дорогие друзья!
Люди в зале захлопали. Уборщица, вымыв пол возле пианино, с тихим ворчанием слезла со сцены и ушла восвояси. Кто-то из учителей открыл окно, чтобы впустить в зал свежий, декабрьский воздух. Алла Сергеевна передала микрофон Ведущему, и он торжественно объявил следующий номер. Праздник продолжался.
А Лиза Ветрова тем временем сидела в туалете и горько оплакивала свою судьбу.
- Вот она где, - услышала Лиза знакомый голос, - Алла Сергеевна, идите сюда.
Лиза подняла заплаканное лицо: увидела перед собой классную руководительницу и свою подругу Аню.
- Не плачь, - Алла Сергеевна присела рядом на подоконник и нежно погладила девочку по голове. От её рук пахло цветочными духами, и этот волнующий запах вдруг напомнил Лизе о маме. Это был запах из Лизиного детства – такого, как ей казалось, далекого и счастливого.
Лиза вздрогнула от ласкового прикосновения, её худенькие плечики снова затряслись от рыданий.
- Они надо мной смеялись, - горестно покачала головой Лиза, - я видела их лица.
- Они уже всё забыли, - улыбнулась Алла Сергеевна и прижала Лизу к своей большой и мягкой груди. Она не боялась испачкать своё праздничное платье, и Лиза благодарно уткнулась в него лицом, - не стоит плакать из-за пустяков.
Лиза всхлипнула, выдавила из себя:
- Это было так…отвратительно!
- Каждый может попасть впросак. И со мной случались неприятности. Однажды в молодости я пошла на свадьбу к своим знакомым, и по дороге меня с ног до головы окатил грязью грузовик. – Алла Сергеевна засмеялась, - представляешь, какая я была красавица? Пришла на свадьбу, как свинья – грязная и мокрая. Все вокруг красивые и с прическами, а на меня было жалко смотреть. Но именно в этот день я познакомилась с одним очень хорошим человеком: он обратил на меня внимание, помог мне привести себя в порядок. И спустя час мы уже весело смеялись над тем, что со мной произошло. А вот если бы я пришла как все, кто знает…Так что плохое может в одночасье обернуться хорошим.
Лиза вытерла слезы, подняла на Аллу Сергеевну глаза:
- А этот хороший человек теперь ваш муж?
Алла Сергеевна покраснела, отвела глаза в сторону:
- Нет, теперь он муж моей подруги. Но это неважно.
Слово «неважно» прозвучало из её уст так, что сразу стало ясно: это было очень важно.
Лиза поняла это и зарыдала с новой силой.
- Ну, хватит! – Аня Каверина топнула ногой, - не распускай нюни. В конце концов, ничего особенного случилось: подумаешь, наблевала на пианино у всех на глазах.
Лиза страдальчески заломила руки:
- Посмотрите на меня: я жалкая уродина! У меня даже платье уродское! А теперь я его ещё испортила вот этим!
- Да, - согласилась Аня, - воняет, конечно, мерзко, но зато у тебя теперь есть повод его выбросить.
Алла Сергеевна потянула Лизу за руки, заставила её встать.
- Подойди к умывальнику, моя дорогая, и умойся. Сейчас мы попробуем привести тебя в порядок. А потом мы пойдём в буфет и попьем чаю с булочками.
- У меня есть деньги, - радостно подпрыгнула Аня, - я вас угощаю!
И, глядя на худое, замученное лицо подруги, добавила:
- А тебе я куплю две булочки и два стакана чая!
Выйдя из туалета и подойдя к лестничному пролёту, Лиза увидела свою бабушку, спускающуюся по лестнице вниз. Любовь Георгиевна не заметила своей внучки, она была целиком поглощена своими мрачными мыслями о свершившемся позоре.
- Смотри, твоя «железная» старуха идёт, - сказала Аня, держась за перила и смотря вниз.
- Я видела, - кивнула головой Лиза, - она злится на меня, поэтому и пошла домой.
Аня посмотрела в испуганные глаза подруги, и улыбнулась – широко и просто:
- Фигня! Завтра все забудут об этом, и тебе я советую забыть – чем быстрее, тем лучше.
- Я забуду. А вот моя бабушка этого не забудет никогда.
Обе девочки оказались правы в своих предположениях. В школе все, действительно, быстро забыли о казусе. И только Любовь Георгиевна много раз вспоминала о перенесённом позоре, при любом удобном случае притыкая этим внучку. Бабушка не прощала промахов, особенно чужих.
